Повидло, 57 - 15 июня 2012 08:30

Сцена IV
- Уважаемая публика! – громкий, низкий, полный нежности голос Артемона покрыл центральную площадь, полную народа, конных дворян и гвардейцев, и королевскую ложу вместе с ложовым королем, как большое пуховое одеяло. Потому что все вдруг остро почувствовали дыхание, запахи, тишину и ожидание чего-нибудь интересненького.

- Сейчас, мы покажем вам невероятную комедию «Выборы короля».

И громкий душевный хохот стал общим пододеяльником.

На сцене, которой работал фургон с разложенными бортами, появилась Коломбина в длинном монашеском балахоне. За спиной у нее встали Пьеро и Артемон с гитарами, а на заднем плане кто-то малопонятный начал отбивать ритм на барабане не всегда умело, но старательно.

Коломбина запела: Он был ее владыкой,

Она – его страной.

Ее считали дикой,

Уродливой, тупой

Ее считали стервой

И били через раз,

А он у ней был первый-

Властитель - Пидараст.

Скинув балахон, Коломбина осталась в белом нарядном платье. Арлекин положил гитару, скинул плащ и оказался в белом камзоле с золотой отделкой и хлыстом в руках.

Артемон, отодвинув играющего Пьеро, начал, корча омерзительные рожи, жонглировать короткими абордажными саблями, втыкая их в сцену в миллиметре от певицы. Зал замер.

Тут Арлекин поднял кнут, и Коломбина запела снова:

Страна, как баба- дура:

Ей нужен негодяй…

Удар! Полоса ярко-алой крови на разорванном белом платье. Коломбина сгибается.

Не ей стрела Амура,

Не ей под солнцем рай.

Удар! Кровь. Рваная ткань. Громкий режущий звук.

Ей плеть, ей боль, ей слезы,

Ей рваная дыра

Удар! Коломбина падает на колени. Всё её платье залито кровью.

Ей пьяные матросы,

Ей умирать пора.

Все три сабли, просвистев в воздухе, втыкаются в сцену по краям и перед лицом Коломбины. Артемон в костюме пирата хлопает в ладоши и, подойдя к краю сцены, пихает кого-то ботфортом. Коломбина истекает кровью, Арлекин скручивает бич с самодовольной улыбкой.

- Что же вы с девкой делаете, гады?- раздалось из толпы.

- Сколько же можно?

- Все время так!

- И в театре, и по жизни, хоть вой!

Пьеро кладет гитару. На заднем плане стучит барабан. Пьеро снимает плащ, под которым мундир старой гвардии, личной охраны отца Принца, почти полностью уничтоженной нынешним королем. Арлекин не видит этого превращения.

Он кричит толпе: - Молчать, быдло! Чего заслуживаете, то и имеете, соплежуи несчастные! Свободы хотите? На!!!

Арлекин схватил Коломбину за воротник платья и рывком поставил на ноги.

В это время Пьеро швырнул Артемона метра на два в воздух. Артемон шлепнулся на сцену и затих.

Арлекин, ничего не замечая, срывает с Коломбины остатки платья.

- Вот вам свобода, твари, нравится? Что вы с ней делать будете? То, что хочется вам, а потом ее же ненавидеть за это?

Голая Коломбина смотрела на толпу и видела глаза людей - брезгливые, отведенные, завистливые, похотливые, сочувствующие! Восхищенные!! Обнадеживающие!!! Влюбленные…

- Что с ней делать будет, холопы? – рявкнул Арлекин и заволновался – не оттуда слово!

- Любить будем! – раздалось из толпы.

- На, Милая, согрейся! – на сцену полетела меховая душегрейка и женский платок.

- Иди к нам, в обиду не дадим!

- Выходи за меня замуж! – и уже соседу, - а че, девка красивая, крепкая, а что актерка, так было – не было.

Арлекин развернулся, пнул душегрейку, наступил на платок и замахнулся на Коломбину. Толпа взревела. Пьеро перехватил руку Арлекина с бичом.

Стучащий баран, две руки на фоне голубого неба и задранные головы зрителей, вцепившихся взглядами в эти руки.

Вдруг барабан замолчал. И раздался голос, звонкий юношеский голос из глубины сцены.

- Не оскорбляйте больше этих людей! Не надо!

Барабан затих. На сцену вышел Принц.

- Люди, милые, я не знаю, будет ли при моем владычестве, как при отце, но знаю одно: так, как сейчас, не будет. Потому что у меня нет солдат, полиции, стражи, налоговой. У меня есть только вы…

- Заговор! Взять! В кандалы! – донеслось с другого конца площади, из королевской ложи.

Но те, кто должен был исполнять приказ, сидели в седлах, как завороженные и смотрели на Коломбину, испачканную красной краской, на Пьеро в великоватом мундире старой гвардии, на сбросившего маску палача и накидывающего на плечи Коломбины свой камзол красавца Арлекина. И на поднимающего со сцены Артемона, своего парня, крепыша, солдата и ухаря, переставшего изображать размазанный плевок.

Артемон буквально собачьим (или актерским) чутьем унюхал эти взгляды (да посмеется тот, кто не был на площади… или на сцене). Он, не торопясь, но четко и быстро поправил пояс, забрал у Пьеро мундир, надел на голову кирасу из реквизита и громко, сурово, но так душевно для этих измученных негодяйством парней скомандовал:

- На защиту Родины и Флага становись!

И всадники выстроились перед фургоном с палашами наголо, готовые хоть в последний, но наконец-то праведный…

- Уроды! Предатели! Повешу всех! – опять раздалось из королевской ложи. И на этот крик развернулась вся площадь, молча, как один человек, и увидела перед собой…

В обрамлении золотистых шторок бесновался какой-то дешевый комедиант. Кричал, что он здесь главный, что он не допустит, что он покажет, что он еще ого-го-го как мужчина (пардон, это просто матерные выражения, неправильный перевод). А у него за спиной жались друг к другу перепуганные людишки. Он орал на людей на площади, а боялись те, что за спиной. Смешно. Ну все и заржали. Вся площадь. Даже гвардейские кони и их хозяева.

Но комедиант не обрадовался такому неожиданному эффекту, а разозлился и убежал. За ним потянулась массовка из-за шторок. Это представление было закончено.

• 
• 
•